Новый выпуск рассылки полностью составляют маленькие выдержки из книги Туве Янссон "В конце ноября".
Эта удивительная по своей трогательности история случилась осенью в
Долине Мумии-троллей, когда всё семейство покинуло ее и отправилось
искать приключений на далеком острове. В это время пустеющий без хозяев
дом наполнился волшебным народцем.
Каждый герой истории, обладая своими неразрешенными вопросами,
замечательно дополнил это стихийное собрание до состояния
просветленности. Все зверятки разбрелись по домам, обретши свои
внутренние силы. В конце ноября это звучит по меньшей мере
интригующим:) Дарим вам их речи, их мысли, их чувства, подглядев всё
это у незабвенной Туве (да хранят людские сердца ее имя в почете!).
Туве Янссон
В конце ноября
Ранним утром, проснувшись в своей палатке, Снусмумрик почувствовал, что в Долину муми-троллей пришла осень.
Новое
время года приходит внезапно, одним скачком! Вмиг все вокруг меняется,
и тому, кому пора уезжать, нельзя терять ни минуты. Снусмумрик быстро
вытащил из земли колышки палатки, погасил угли в костре, на ходу
взгромоздил рюкзак себе на спину и, не дожидаясь, пока проснутся другие
и начнут расспрашивать, зашагал по дороге. На него снизошло
удивительное спокойствие, как будто он стал
деревом в тихую погоду, на котором не шевелится ни один листочек. На
том месте, где стояла палатка, остался квадрат пожухлой травы. Его
друзья проснутся поздним утром и скажут: "Он ушел; стало быть,
наступила осень".
Снусмумрик
шел легкой пружинистой походкой по густому лесу, и вдруг закапал дождь,
Несколько дождинок упало на его зеленую шляпу и зеленый дождевик, к
шепоту листвы присоединилось шлепанье капель. Но добрый лес, окружавший
Снусмумрика сплошной стеной, не только хранил его прекрасное
одиночество,
но и защищал от дождя.
***
Медленный переход осени к зиме неплохая пора. Это пора, когда нужно
собрать, привести в порядок и сложить все запасы, которые ты накопил за
лето. А как прекрасно собирать все, что есть у тебя, и складывать к
себе поближе, собрать свое тепло и свои мысли, зарыться в глубокую
норку - крепкое и надежное укрытие; защищать его как что-то важное,
дорогое, твое собственное. А после пусть мороз, бури и мрак приходят,
когда им вздумается. Они будут обшаривать стены, искать лазейку, но
ничего у них не получится: все
кругом заперто, а внутри, в тепле и одиночестве, сидит себе и смеется
тот, кто загодя обо всем позаботился. Есть на свете те, кто остается, и
те, кто собирается в путь. И так было всегда. Каждый волен выбирать,
покуда есть время, но после, сделав выбор, нельзя от него отступаться.
***
Он был ужасно старый и совсем потерял память. Однажды темным осенним
утром он проснулся и забыл, как его зовут. Печально не помнить, как
зовут других, но забыть собственное имя - прекрасно.
В этот день он
не вставал с постели, лежал себе и перед ним всплывали разные картины,
разные мысли приходили и уходили. Иногда он засыпал, потом снова
просыпался, но так и не мог вспомнить, кто он такой. Это был спокойный
и в то же время увлекательный день.
***
Можно лежать на мосту и смотреть, как течет вода. Или бегать, или
бродить по болоту в красных сапожках, или же свернуться клубочком и
слушать, как дождь стучит по крыше. Быть счастливой очень легко.
***
"Мыть посуду, - думал он. - Они ничего не знают. Мыть посуду - это
болтать тарелку в ручье, полоскать лапы, это же просто ерунда. О чем
они говорят!"
***
- Не правда ли, что хемули всегда только и знают, что распоряжаться! - сказала Филифьонка.
***
"Конец главы", - прочитал Тофт вслух и погасил свечу.
***
- Знаешь, что мне в тебе нравится, - доверительно сказал Хемуль, -
то, что ты такой молчаливый. Можно подумать, что ты очень умный.
***
- Знаешь, что со мной происходит? - воскликнул Хемуль. - Что-то
совершенно... совершенно невероятное! У меня больше не болят уши.
***
"Как же я стану жить, если не смогу ни убираться, ни готовить еду? -
подумала она. - Ведь на свете нет больше никакого стоящего занятия".
***
- Что ты все споришь о том, чего нет и никогда не было?
- Потому что так интереснее!
***
"Надо выйти отсюда, - подумал Снусмумрик, - лучше быть с ними, чем думать о них".
***
- "Myми-дален - Долина муми-троллей", - прочитала Мюмла. - Для кого
это ты пишешь? - спросила она. - Тот, кто придет сюда, будет знать,
куда он пришел?
- Это совсем не для кого-то, - объяснил Хемуль, - это для нас.
- А зачем? - удивилась она.
-
Я и сам не знаю, - пожал плечами Хемуль и, подумав, сказал: - Может,
для того, чтобы знать наверняка. Ведь это особенное название, ты
понимаешь, что я имею в виду?
- Нет, - призналась Мюмла.
***
Лишь один Муми-тролль знает, как нужно писать письмо Снусмумрику.
По-деловому и коротко. Никаких там обещаний, тоски и прочих печальных
вещей. А в конце что-нибудь веселое, чтобы можно было посмеяться.
***
- Они никогда ничего не запирают.
***
- Они ничего не запирают, - повторил Снусмумрик.
***
- Теперь они вышли на свободу. Их выпустили из платяного шкафа, и
сейчас они могут быть где угодно... Миллионы насекомых притаились и
ждут...
- А кто-нибудь еще видел их? - осторожно спросил Снусмумрик.
***
Она строго посмотрела на Онкельскрута и спросила: - А у тебя есть дети?
- Нет ни одного ребенка! Я не люблю родственников. У меня есть только правнуки, но их я забыл.
***
"Это моя гроза, - думал Тофт, - я ее сделал. Я наконец научился
рассказывать так, что мой рассказ можно увидеть. Я рассказываю о
последнем нуммулите, маленькой радиолярии, родственнике семейства
Протозоа... Я умею метать гром и молнии, я - хомса, о котором никто
ничего не знает".
***
- Вот это гроза так гроза! Тебе было страшно? - спросил Хемуль.
- Нет, - ответил хомса.
***
- Обед - это хорошо! - сказала Мюмла. - А то сухарики ванильные никак не идут к огурцам.
***
Не стоит волноваться. В мире нет ничего страшнее нас самих.
***
- Все закричали: "Браво! Браво!", а Хемуль даже с искренним восхищением сказал: "Огромное спасибо".
-
Не за что! - Мюмла смеялась, гордая и довольная. - Меня всегда тянуло к
танцам. Я не могу без них. И вам надо было ко мне присоединиться.
Филифьонка встала.
- "Не могу" и "надо" - разные вещи, - сказала она.
***
Она то и дело насвистывала, легкая и гибкая, она носилась как ветер,
ей хотелось как бы наверстать упущенное, восполнить то потерянное
время, когда ею владели одиночество и страх.
"Что это было со мной? Я сама была каким-то большим серым клубком пыли... С чего бы это?" Этого она никак не могла вспомнить.
***
- Вот так, - вздохнула она. - А теперь я поеду домой и наведу у себя порядок. Давно пора.
***
- Неужто ты никогда не переменишься? - спросила Филифьонка с любопытством.
- Да уж надеюсь! - ответила Мюмла.
***
- И следите за тем, чтобы он принимал лекарства, - строго приказала
она. - Хочет он того или нет. Сто лет - не шуточки. Иногда можете
устраивать вечеринки.
***
Он положил себе на голову бархатную подушку и стал вспоминать о том
веселом времени, когда в ручье водилось много рыбы, а ночи были теплые
и светлые и когда все время случалось что-нибудь интересное.
Приходилось бегать прямо-таки до ломоты в костях, чтобы успеть за всем
уследить, а спать и вовсе было некогда, разве что прикорнуть ненадолго.
А как весело он смеялся тогда...
***
- Ты слишком стар, - сказал Онкельскрут и постучал тростью. - А
теперь, когда пришла зима, ты еще больше состаришься. Зимой всегда
ужасно стареешь.
***
"Наконец-то он понял, что ему надо делать. Все очень просто - надо
перепрыгнуть через зиму и сделать большой шаг прямо в апрель. Нечего
расстраиваться, на это нет вовсе никаких причин! Надо лишь устроить
себе уютную ямку для зимней спячки, и пусть себе все в мире идет своим
чередом. А когда он проснется, все будет так, как и должно быть.
***
Впервые вошел хомса Тофт в мамину комнату. Она была белая. Он
наполнил умывальник водой и поправил вязаное покрывало. Вазу Филифьонки
он поставил на ночной столик. На стенах здесь не было никаких картин, и
на комоде не было ничего, кроме блюдечка с иголками, резиновой пробки и
двух круглых камешков. На подоконнике хомса нашел складной нож. "Она
забыла его, - подумал он, - этим ножом она вырезала лодочки из коры. А
может быть, у нее есть еще один ножик?" Хомса раскрыл лезвия - и
большое, и маленькое, они
совсем затупились, а шило сломалось. У ножа были еще и маленькие
ножницы, но ими она редко пользовалась. Хомса пошел в сарай, наточил
нож, потом положил его назад на подоконник.
Погода
вдруг стала мягче, и ветер сменил направление на юго-западное. "Это
ветер муми-троллей, - подумал Тофт. - Я знаю, им больше всего нравится
юго-западный ветер".Темные тучи медленно поднялись над морем, небо
стало тяжелым, и было видно, что облака наполнены снегом. Через
несколько дней все вокруг укутает белая зима, долины долго
ждали ее, и вот она наконец пришла.
Снусмумрик, стоя возле своей палатки, почувствовал перемену погоды и готов был отправиться в путь. Долину пора было закрывать.
Медленно
и спокойно вытащил он из земли колышки палатки и свернул брезент.
Погасил угли в костре. В этот день спешить ему было ни к чему.
Теперь
здесь было совсем чисто и пусто, только квадрат пожухлой травы указывал
на то, что на этом месте кто-то жил. На следующее утро и это пятно
засыплет снегом.
Он написал письмо Муми-троллю и опустил
его в почтовый ящик. Набитый рюкзак стоял на мосту.
Как
только стало светлеть, Снусмумрик отправился искать свои пять тактов и
нашел их на берегу моря. Он перебрался через гряду водорослей и
прибитых морем щепок, остановился на песке и подождал. Они пришли к
нему сразу и были проще и красивее, чем он ожидал. Потом вернулся назад
к мосту - песенка о дожде шла за ним, подходила к нему все ближе и
ближе; он взгромоздил рюкзак на спину и зашагал к лесу.
В тот же
вечер в стеклянном шаре засветился маленький
немигающий огонек. Семья муми-троллей, повесив штормовой фонарь на
верхушку мачты, держала путь к дому, чтобы залечь в зимнюю спячку.
Зюйд-вест все не унимался, темные лучи поднялись высоко и закрыли небо.
Пахло снегом, холодом и чистотой.
Хомса
не удивился, найдя место, где стояла палатка, пустым. Наверно,
Снусмумрик понял, что не кто иной, как Тофт должен встретить семью
муми-троллей, когда она вернется домой. Возможно, у Снусмумрика было
еще кое-что на уме, мелькнуло у хомсы в голове, но он тут же забыл
об этом и стал думать о самом себе. Желание встретить муми-троллей
становилось нестерпимым. Каждый раз, когда он думал о Муми-маме, у него
начинала болеть голова. Мечта о ней была такой прекрасной, нежной и
утешительной, что стала просто невыносимой. Вся долина стала какой-то
ненастоящей, дом, сад и река казались игрой теней на полотне, и хомса
уже с трудом различал, что было на самом деле, а что ему только
казалось. Ему пришлось ждать слишком долго, и это рассердило его. Он
сидел на кухонном крылечке, обхватив
лапами коленки и сильно зажмурясь. Большие незнакомые картины
проносились у него в голове, и ему вдруг стало страшно. Он вскочил и
побежал - мимо огорода, мимо помойной кучи прямо в лес; вокруг вдруг
стало темно, он очутился на задворках усадьбы, в некрасивом, ни на что
не годном лесу, именно в том, о котором рассказывала Мюмла. Здесь
всегда царил полумрак. Деревья испуганно жались друг к другу, длинным,
тонким ветвям было слишком тесно, и они сплетались у хомсы над головой.
Земля здесь походила на сморщенную
мокрую кожу. Лишь огненно-рыжая заячья капуста светила яркими
огоньками, ее кустики поднимались из черной земли, словно маленькие
ручки, а узловатые стволы деревьев были облеплены грибными наростами,
похожими на белый и бежевый бархат. Это был какой-то чужой мир. Хомса
Тофт никогда не представлял его себе, у него не было для него названия.
Здесь не было ни единой тропинки, никто никогда не отдыхал под
деревьями. Это был недобрый лес, здесь бродили лишь с мрачными мыслями.
Тофт успокоился и стал внимательно
смотреть по сторонам. Он вдруг с большим облегчением почувствовал, что
все образы, мелькавшие до этого в его голове, исчезли. Его рассказ о
долине и счастливой семье поблек и куда-то уплыл, уплыла куда-то и
Муми-мама, стала далекой, чужой, он даже не мог представить себе, как
она выглядит.
Хомса
Тофт пошел дальше в лес, нагибаясь под ветками, то карабкался, то
проползал, не думая ни о чем, и в голове у него было пусто, как в
стеклянном шаре. По этому лесу ходила Муми-мама, когда была усталая,
сердитая и
хотела, чтобы ее оставили в покое; невесело бродила она наугад в этой
вечной тени... Хомса вдруг представил Муми-маму совсем иной, и это
вовсе не удивило его. Он вдруг подумал: отчего она могла расстроиться и
чем ей можно было помочь?
Вот
лес поредел, и показались высокие серые горы, прорезанные глубокими
мокрыми впадинами, эти болота в лощинах тянулись почти до самых вершин.
На мощных голых вершинах не было ничего, там гулял ветер. Небо было
огромное, а по нему бежали большие снежные облака. Хомса Тофт
обернулся - долина лежала позади маленькой тенью. И тут он увидел море
- серое, громадное, испещренное белыми барашками до самого горизонта.
Тофт повернул мордочку к ветру. Теперь он, наконец, снова мог ждать.
Лодку
муми-троллей подгонял попутный ветер, и она шла прямо к берегу. Она
возвращалась с острова, на котором Тофт никогда не был. "Может, они
сделают представление об этом острове, - думал он, - расскажут о нем
сами себе, перед тем как залечь в зимнюю спячку".
Много часов подряд
сидел хомса на горе
и смотрел на море. Стало смеркаться, земля погружалась в темноту, но он
все еще мог различить каждый гребень волны. Перед тем как скрыться за
горизонтом, солнце бросило узкий холодный, по-зимнему желтый луч на
гряду облаков, и весь мир стал вдруг неприветливым и пустынным.
Теперь
хомса видел штормовой фонарь, который папа повесил на мачту. Фонарь
горел ровно, излучая мягкий теплый свет. Лодка была еще очень далеко. И
хомсе хватило времени, чтобы спуститься лесом вниз и пройти по берегу
моря к лодочной пристани
- как раз чтобы успеть принять носовой фалинь.
Полностью книгу можно прочитать здесь
Сунсмумрик, Мюмла, Филифьонка... Кто это такие? Узнать здесь